BE the change you want to see in the world

о сущности современного искусства:
Art needs to be shown in the right spatial context


о том, как мы ценим искусство:
Art is more and more an industry

заметьте. часто, приходя на выставку вы можете лицезреть не только работу. но и ее стоимость прямо под ней. эта цена все чащ становится ценностью.

... когда в прошлом году отец ездил в Киргизию, вместо эпоса Манас, в подарок я получила книгу самого знаменитого киргиза в мире - Чингиза Айтматова.
и пока весь мир прощался с писателем, я открывала для себя его творчество
..я была потрясена ..не оторваться, не забыть...
всем срочно читать!!!

текст скажет лучше меня...


И ДОЛЬШЕ ВЕКА ДЛИТСЯ ДЕНЬ...
повествование об одном дне из жизни обыкновеенного советского труженника, волею судеб заброшенного на пустынный степной участок (сарозеки), ставший всей его жизнью. его семьей. врезные повествования рассказывают нам степнные легенды, такие же прекрасные как и остальные традиционные сказания любого азиатского народа. трагические и романтические были о людях по-настоящему сильных духом. среди них центральной становится легенда о манкурте- человеке без рода. без духа. манкурт - это человек без прошлого и без будущего. автоматизированный человек. именно такой, какого часто имеютт ввиду говоря "посмотрите на лица в метро". это тот усредненный человек, о котором говорят с начала 20 века так много. и тот, о котором все мы привыкли отзываться пренебрежительно. это такой субект, который и субъектом то быть перестает... просто ходячий концепт человека.
вначале повесть получила название "Обруч" (обручем стягивались головы плененных людей, дабы лишить их прошлого и превратить в манкуртов, очень яркое почти физиологичное описание у Айтматова), которое не прошло советской цензуры. Айтматов пишет об этом: ""обруч" манкуртовский, трансформированный в обруч космический, "накладывавшийся на головучеловечества" сверхдержавами в процессе соперничества на мировое господство..." , так вот зачем в повести появляются космическая сага об отказе от контакта с найденной разумной расой инопланетян - о победившей "земной холодной войне".

Поезда в этих краях шли с востока на запад и с запада на восток...
А по сторонам от железной дороги в этих краях лежали великие пустынные пространства - Сары-Озеки, Серединные земли желтых степей.
В этих краях любые расстояния измерялись применительно к железной дороге, как от Гринвичского меридиана...
А поезда шли с востока на запад и с запада на восток...


цитатами, как вы понимаете, буду позже атаковать

все только и делают что мечтают
все желают
хотят, чтобы пришел дед мороз и подарил подарок и отвалил
и никто
никто
не хочет чтобы дед мороз пришел и никуда не уходил


обидно, однако

Второй Ивин - Сережа - был смуглый, курчавый мальчик, со вздернутым твердым носиком, очень свежими красными губами, которые редко совершенно закрывали немного выдавшийся верхний ряд белых зубов, темно-голубыми прекрасными глазами и необыкновенно бойким выражением лица. Он никогда не улыбался, но или смотрел совершенно серьезно, или от души смеялся своим звонким, отчетливым и чрезвычайно увлекательным смехом. Его оригинальная красота поразила меня с первого взгляда. Я почувствовал к нему непреодолимое влечение. Видеть его было достаточно для моего счастия; и одно время все силы души моей были сосредоточены в этом желании: когда мне случалось провести дня три или четыре, не видав его, я начинал скучать, и мне становилось грустно до слез. Все мечты мои, во сне и наяву, были о нем: ложась спать, я желал, чтобы он мне приснился; закрывая глаза, я видел его перед собою и лелеял этот призрак, как лучшее наслаждение. Никому в мире я не
решился бы поверить этого чувства, так много я дорожил им. Может быть, потому, что ему надоедало чувствовать беспрестанно устремленными на него мои беспокойные глаза, или просто, не чувствуя ко мне никакой симпатии, он заметно больше любил играть и говорить с Володей, чем со мною; но я все-таки был доволен, ничего не желал, ничего не требовал и всем готов был для него пожертвовать. Кроме страстного влечения, которое он внушал мне, присутствие его возбуждало во мне в не менее сильной степени другое чувство - страх огорчить его, оскорбить чем-нибудь, не понравиться ему: может быть, потому, что лицо его имело надменное выражение, или потому, что, презирая свою наружность, я слишком много ценил в других преимущества красоты, или, что вернее всего, потому, что это есть непременный признак любви, я чувствовал к нему столько же страху, сколько и любви. В первый раз, как Сережа заговорил со мной, я до того растерялся от такого неожиданного счастия, что побледнел, покраснел и ничего не мог отвечать ему. У него была дурная привычка, когда он задумывался, останавливать глаза на одной точке и беспрестанно мигать, подергивая при этом носом и бровями. Все находили, что эта привычка очень портит его, но я находил ее до того милою, что невольно привык делать то же самое, и чрез несколько дней после моего с ним знакомства бабушка спросила: не болят ли у меня глаза, что я ими хлопаю, как филин. Между нами никогда не было сказано ни слова о любви; но он чувствовал свою власть надо мною и бессознательно, но тиранически употреблял ее в наших детских отношениях; я же, как ни желал высказать ему все, что было у
меня на душе, слишком боялся его, чтобы решиться на откровенность; старался казаться равнодушным и безропотно подчинялся ему. Иногда влияние его казалось мне тяжелым, несносным; но выйти из-под него было не в моей власти.
<...>
Странно, отчего, когда я был ребенком, я старался быть похожим на большого, а с тех пор, как перестал быть им, часто желал быть похожим на него. Сколько раз это желание - не быть похожим на маленького, в моих отношениях с Сережей, останавливало чувство, готовое излиться, и заставляло лицемерить. Я не только не смел поцеловать его, чего мне иногда очень хотелось, взять его за руку, сказать, как я рад его видеть, но не смел даже называть его Сережа, а непременно Сергей: так уж было заведено у нас. Каждое выражение чувствительности доказывало ребячество и то, что тот, кто позволял себе его, был еще мальчишка. Не пройдя еще через те горькие испытания, которые доводят взрослых до осторожности и холодности в отношениях, мы лишали себя чистых наслаждений нежной детской привязанности по одному только странному желанию подражать большим.


детская любовь, как и детская жестокость безграничны...
правда, то, что сейчас вспоминается как яростная и неприкрытая агрессия...были такой веселой проказой... потому что были всего лишь чистой эмоцией, чистым неотрефлексированным переживанием...и все... без тени какой либо описательной белиберды, которой ты стала заниматься впоследствии...
а это желание поскорее вырасти... оно сводило с ума... заставляло отказываться от самого интересного, от самого любимого времяпрепровождения... но давало возможность погрузиться в новую игру... игра во взрослых... а потом ...ты просто заигралась...

приятно провожу вечера в объятьях дщери своей и в обнимку с томиком, ну, вот например, Толстого в руке...

...Так много возникает воспоминаний прошедшего, когда стараешься воскресить в воображении черты любимого существа, что сквозь эти воспоминания, как сквозь слезы, смутно видишь их. Это слезы воображения...

...О великий христианин Гриша! Твоя вера была так сильна, что ты чувствовал близость Бога, твоя любовь так велика, что слова сами собою лились из уст твоих - ты их не поверял рассудком... И какую высокую хвалу ты принес его величию, когда, не находя слов, в слезах повалился на землю!..

про великого христианина Гришу хочется сказать особо: Толстой в главе о юродивом Грише описывает сцену его молитвы, кто не помнит - очень рекомендую перечитать - потому что это действительно стоит того, чтобы прочесть... очень искренне, очень проникновенно, так, как и должно совершаться любое действие требуюее хотя бы малейшего напряжения духа... без лишних слов, без лишней вычурности, без заученного лживого текста...

вообще, Толстой многие вещи четко подметил и выразил... как я завидую литературному таланту...
да вообще любой способности изящно, грамотно, а главное. четко иизлагать свою мысль